«Конфликт Израиля с Западом случится после того, как нынешние юноши и девушки с палестинскими флагами станут властью»

– Писать сейчас о политике Израиля в Газе – все равно что добровольно идти на плаху, у которой дежурят два палача. Если промахнется один, второй добьет, – отмечает Пастухов. – В моем случае можно заранее рассчитывать на гостеприимство обоих, так что предвкушаю двойное удовольствие.

Но и не идти сегодня на плаху нельзя: дискуссия зашла, по-моему, в такой тупик, из которого нельзя выбраться, не дав задний ход. Так что, хоть все спорящие мне друзья, но истина действительно дороже.

К сожалению, до 7 октября 2023 года ни внутренняя, ни внешняя политика Израиля не были в фокусе моего внимания. Это было местами интересно, это было важно, но не более того. Лично меня это не касалось.

То, что я узнал о  трагедии 7 октября, взорвало мозг и разорвало душу. Причем даже не зверствами апокалиптического масштаба со стороны исполнителей (я юрист по образованию и профессии, поэтому изуверскими преступлениями и психическими девиациями с садистическими наклонностями меня не удивить), а выверенным холодным расчетом организаторов, который филигранно вписал этот садизм в мировую политическую повестку и, как мы теперь видим, ни в чем не ошибся ни разу.

С самого первого дня я мысленно благодарил Бога за то, что я не тот человек, которому надо брать на себя ответственность за судьбу Израиля, потому что решений стоящих перед ним проблем сейчас нет: ни хороших, ни плохих.

Любая критика того, что делает кабинет Нетаньяху сегодня, страдает однобокостью, и потому не предлагает вразумительной, не утопической альтернативы. Но, к сожалению, и не писать о том, что эта политика тупиковая и ведет, в конечном счете, к катастрофе, тоже нельзя.

Хотя бы потому, что есть надежда на то, что следующие поколения окажутся умнее и удачливее нынешних и, имея адекватное представление о реалиях, смогут найти выход из тупика, который пока не просматривается.

В чем я вижу главную угрозу сегодня? Она расположена далеко от границ Израиля и, более того, нигде конкретно не локализована. По ней нельзя нанести ракетный удар и уничтожить глубинными бомбами. Она растворена в атмосфере, которая никогда со времен первой половины прошлого века не была такой ядовитой и враждебной как для Израиля, так и для евреев, проживающих за пределами Израиля.

Мы никогда достоверно не можем сказать, произошло бы окончательное слияние двух параллельно существовших миров, – мира лево-либеральной интеллигентской идеологии и мира антисемитской ксенофобии, – в единый поток, если бы не было трагедии 7 октября и спровоцированной ею военной операции в Газе (в меньшей степени – серии антииранских войн 2024-2025 годов), но мы можем точно сказать, что именно после этих событий два этих движения слились в единый и, видимо, уже неразделимый поток.

Сегодня главный стратегический враг Израиля давно не Иран. Борьба с Ираном – это сражение за прошлое.

Война будущего – это конфликт с коллективным Западом, который неизбежно случится после того, как через один поколенческий шаг нынешние юноши и девушки, размахивающие палестинскими флагами, станут мейнстримом и властью.

И эту войну Израилю не выиграть, потому что на два фронта, – против исламского Востока и антисемитского Запада, – он воевать не сможет.

В промедлении благодать?

К сожалению, теперь все ранее принятые руководством Израиля и планируемые к принятию решения нам приходится оценивать, в первую очередь, в контексте того, насколько они усугубляли и усугубляют ставшую неожиданно приоритетной перспективную угрозу глобальной изоляции Израиля.

Не сейчас, но через один-полтора поколенческих шага практически наверняка.

Это не меньшая угроза, чем перспектива создания Ираном ядерного оружия, но менее заметная и менее осмысленная. И, если поместить все действия израильского руководства именно в эту систему координат, то многое из того, что сейчас кажется бесспорным, будет выглядеть, как минимум, оспоримым.

Часто и не без оснований утверждается, что альтернативы наземной операции в Газе не было. Не берусь утверждать обратное, но могу его предположить. На мой взгляд, альтернатива действию есть всегда – бездействие. То есть чисто формально Израиль мог остаться в рамках традиционной для него реакции на атаки «от обороны».

Я не знаю, было бы это лучше или хуже, но чисто теоретически это можно себе представить, и поэтому такую опцию вполне можно рассматривать как альтернативный сценарий.

На первый взгляд, «оборонительная» позиция смотрится совсем невыигрышно, поскольку является изматывающей экономически и психологически и при этом не обещает никаких перспективных ответов на насущные вызовы, не говоря уже о том, что она не решала проблему заложников (впрочем, и наступательная позиция, как выяснилось позднее, не является в этих вопросах панацеей).

Но на большой дистанции, если смотреть на приоритеты под другим углом зрения и в первую очередь думать о предотвращении глобальной изоляции, угроза которой, видимо, не была просчитана, эта позиция может показаться вполне конкурентоспособной стратегией.

Безусловно, отказ от наземной операции в Газе в тех условиях был политически проигрышным решением и, скорее всего, стоил бы Нетаньяху власти, но мы сейчас не об этом – не можем же мы ставить судьбу народа и государства в зависимость от судьбы одного, пусть и выдающегося политического деятеля?

При любых обстоятельствах Нетаньяху останется величайшей исторической фигурой в судьбе Израиля, но, возможно, в тот момент им пора было пожертвовать.

Альтернативная история катастрофы

Конечно, любое государство должно стремиться к стабилизации своего внутреннего и внешнего положения и, прежде всего, к минимизации внешних угроз. Но Израиль изначально появился на свет в обстоятельствах, исключающих мирное и беспроблемное сосуществование с окружающим его миром.

По сути, трагедии масштаба 7 октября уже с первых дней его существования были включены в «политическое меню». В свидетельстве о рождении Израиля было написано: трудный ребенок с драматической судьбой. Реакция на эти «запрограммированные вызовы» судьбы может быть очень условно «оборонительной» и «атакующей».

При этом все понимают, что оборона, как правило, бывает активной. И, тем не менее, различие существенно.

Так, активная защита в рамках имеющихся реалий позволяет если не устранить угрозу, то сильно сократить количество эксцессов (в конце концов, трагедии такого масштаба как 7 октября не было несколько десятков лет, и то, что она случилась именно сейчас, очевидно было также и следствием субъективных факторов (просчетов), которыми можно учиться управлять). Не идеально, но можно жить.

Конкурирует с таким подходом популистская попытка полностью устранить угрозу в будущем, то есть изменить свою карму и найти окончательное решение всех или хотя бы части внешних проблем.

На мой взгляд, это принципиально нерешаемая задача на данном этапе исторического развития Израиля. В том числе, например, в части надежд на полную ликвидацию инфраструктуры ХАМАС в Газе.

Но, конечно, большинству, потрясенному масштабом трагедии, второй подход кажется предпочтительным. К сожалению, очевидные и популярные решения не всегда являются правильными и особенно дальновидными.

Мне не хотелось бы давать советы со стороны, я лишь замечу, что, на мой взгляд, уникальная выживаемость еврейского народа во многом была исторически обусловлена его не менее уникальным умением слышать голос судьбы и не пытаться ее изменить. 

Примитивная стратегия, сводящаяся к тому, чтобы терпеть и держать удар, в долгосрочной перспективе иногда дает лучшие результаты, чем попытка самим нанести  удар – сокрушительный, но зачастую так ничего и не решающий.

Мы не знаем, каким был бы мир, если бы Нетаньяху ограничился только тем, что сделала Голда Меир после трагедии в Мюнхене.

При этом никто не говорит об отказе от возмездия, но его формы и масштаб могут быть разным. Ведь решая одну проблему, мы создаем другие. Представим, что «успехи» в Газе были бы менее впечатляющи, но зато сделка с саудитами была бы доведена до конца. Одновременно представим, что в Европе и Америке у левых пропалестинских активистов была бы выбита почва из-под ног и они не смогли бы переключить внимание общественности с теракта на контртеррористическую операцию?

При этом, разумеется, ХАМАС продолжал бы сидеть в Газе, и пришлось бы непрерывно, как и прежде,  отбивать его ракетные атаки и бороться с его террором, укрепляя границы и разведку.  Было бы лучше или хуже? У меня нет ответа на этот вопрос, но это не значит, что его не надо задавать.

Подводя итог написанному, не могу не заметить, что в целом обида, раздражение и даже ярость, эмоционально совершенно оправданные в этих обстоятельствах, – это не то, что сегодня может быть полезным для Израиля.

Решение нужно искать на путях трезвого осмысления реальности и адаптации к ней, что, собственно, всегда и составляло силу еврейского народа.